Одетая в одну из своих старых ночных сорочек, моя Лолита лежала на боку, спиной ко мне, посредине двуспальной постели.
Это было то же — те же тонкие, медового оттенка плечи, та же шелковистая, гибкая, обнаженная спина, та же русая шапка волос. Надпись взята была из церковного гимна, сочиненного священником Мореллем: идет он, герой-победитель. Она все говорила по телефону, торгуясь с матерью хотела, чтобы та за ней заехала, когда, все распевая, я взмахнул по лестнице и стал наполнять ванну бурливым потоком исходившей паром воды. Нежность и уязвимость молодых зверьков возбуждали в обоих нас то же острое страдание. Отчетливость, с которой помню свой дневник, объясняется тем, что писал я его дважды. Ресторан закрывался в девять, и подавальщицы в зеленой форме спешили — на мое счастье — от нас отделаться.